Иоанн Дамаскин

«Иоанн Дамаскин» — лирико-философская кантата Сергея Танеева, по праву считающаяся «Русским реквиемом».

О кантате[править]

«Русский реквием»… Произведение любимого ученика Чайковского С. И. Танеева (1856-1915), кантата «Иоанн Дамаскин», по праву носит это смелое название. В основу кантаты легла часть одноименной поэмы А. К. Толстого. Отрывок, избранный Танеевым, представляет собой рассказ о размышлениях св. Иоанна Дамаскина о смерти и о сочинении им песнопения на смерть одного из монахов. Получилось неканоническое переложение православной заупокойной стихиры, произносимой как бы от лица ушедшего…

Иду в неведомый мне путь,
Иду меж страха и надежды,
Мой взор угас, остыла грудь,
Не внемлет слух, сомкнуты вежды.
Лежу безгласен, недвижим,
Не слышу братского рыданья,
И от кадила синий дым
Не мне струит благоуханье.
Но вечным сном пока я сплю
Моя любовь не умирает.
И ею, братья, вас молю,
Да каждый к Господу взывает:
«Господь, в тот день, когда труба
Вострубит мира преставленье,
Прийми усопшего раба
В Твои небесные селенья».

Маленькая историческая справка: Св. Иоанн Дамаскин (ударение на последний слог «и» — почему-то это путают даже дикторы телевидения!) — византийский монах VIII в., систематизировавший напевы (гласы) Православной церкви.

В музыкальную основу произведения Танеев ввёл русский знаменный распев «Со святыми упокой...»: его мелодия с самого начала начинает сдержанно звучать в оркестре, придавая всему произведению заупокойную окраску.

Композиционно кантата разделена на три части. Однако толстовский текст Танеев расположил в пяти различных по характеру фрагментах, намеренно не придавая им композиционной самостоятельности. По всей видимости, это было сделано для более тонкого обозначения смысловых переходов, существующих внутри поэтического отрывка.

Итак, три части кантаты.

Первая часть: "Иду в неведомый мне путь..." (хор и оркестр) — размышление о «жизни после жизни». Здесь переплетены три переживания: плач об уходе из этого мира, страх перед миром новым и надежда на прощение. В этой части Танеев использует различные полифонические приемы, умело сочетая основную музыкальную тему с мелодией распева «Со святыми упокой...», при каждом новом прохождении обряжая ее в новые тембральные оттенки и вплетая в середину первой части («Лежу безгласен, недвижим…») умелую имитацию православного хорала в сочетании с «гитарным» аккомпанементом оркестра. Удивительный приём!

Вторая часть кантаты: "Но вечным сном пока я сплю..." (хор a capella) — своеобразная «молитва о надежде». Светлый хорал, пронизанный ощущениями полёта во сне. Маленький островок покоя и света, который в тоже время представляет собой своеобразный «глаз тайфуна» — затишье перед бурей. Иллюзия блаженного покоя вдруг прерывается внезапным переходом в ощущение грозы: первый «удар грома» (вступление духовых), сменяется усиливающимися «порывами ветра» (суровое вступление хора и оркестра «И ею, братья, Вас молю, да каждый к Господу взывает...») и переходит в кульминацию — троекратный хоровой возглас: «Господь!», претворяющий третью часть кантаты.

Третья часть, монументальная двойная фуга "В тот день, когда труба..." (хор и оркестр) рисует перед слушателем фреску Конца Света, подобно Dies Irae из большинства католических реквиемов. Музыкальными средствами она буквально материализует картину Апокалипсиса, описанную в Откровениях Иоанна Богослова:

15-1: И увидел я иное знамение на небе, великое и чудное: семь Ангелов, имеющих семь последних язв, которыми оканчивалась ярость Божия. 2. И видел я как бы стеклянное море, смешанное с огнем; и победившие зверя и образ его, и начертание его и число имени его, стоят на этом стеклянном море, держа гусли Божии, 3. и поют песнь Моисея, раба Божия, и песнь Агнца, говоря: велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель! Праведны и истинны пути Твои, Царь святых! 4. Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославит имени Твоего? ибо Ты един свят. Все народы придут и поклонятся пред Тобою, ибо открылись суды Твои.

[…]

8-7: Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела. Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью, и умерла третья часть одушевленных тварей, живущих в море, и третья часть судов погибла. Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. [...] Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их, и третья часть дня не светла была — так, как и ночи.

[…]

8-13: И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить!

Слушая эту часть кантаты, невольно начинаешь видеть апокалипсических всадников, обезумевших от зова трубы Предвечного. Вновь возникает мотив «Со святыми упокой…», поочередно проявляясь то в оркестре, то в хоре. Однако здесь он приобретает новую окраску, отличную от той, которую имел в первой части — это уже не поминальная молитва, а грозное напоминание о Страшном Суде и бренности мира земного. Кульминация этой части напоминает мощный церковный хорал, который неожиданно обрывается, открывая дорогу финалу кантаты.

Заключение «Прийми усопшего раба в Твои небесные селенья…» рисует образ православной заупокойной молитвы — все тот же распев «Со святыми упокой…», но уже в традиционной его форме — сосредоточенного осмысления Ухода и кроткого поминовения. Тихое, сдержанное звучание хора сравнимо с ровным пламенем свечей в полумраке небольшого храма…

Впервые кантата «Иоанн Дамаскин» была представлена публике 11 марта 1884 года, на экстренном собрании Российского музыкального общества, посвященном памяти Н.Г. Рубинштейна и произвела фурор. После своего первого исполнения она удостоилась полного спектра критических отзывов — от восторженных до негативных. Многие рассмотрели столь вольное использование традиций духовной музыки как опасное вольнодумство. В любом из этих замечаний, безусловно, есть определенная доля истины, но, так или иначе, это произведение высочайшего полёта.

(С) Борис Тараканов